– Усёк.

Я кивнул, и Калаган продолжил:

– И напоследок. Пока будешь рядовым бойцом, надумаешь уйти, сообщи заранее, чтобы мы тебя дезертиром не считали. Девок и баб не обижай, а то за это наши парни такому смазливому ухарю, как ты, живо кишки на кулак намотают.

Калаган протянул мне руку, и я, встав с бревна, пожал её. Рукопожатие вышло крепкое, и, отпустив руку партизана, я спросил:

– Какие планы на ближайшее время?

– Уходить из этих мест будем. Пленные говорят, что ассиры знают про наши убежища, и, похоже, это правда. Год назад я лично про все наши горные схроны в штаб графа Кемета писал, а там, видишь, предатели оказались, и теперь мои рапорты вражеские шпионы читают. Кроме того, у нас с припасами туго и оборона на перевале слабая, потому что её никто толком не готовил. Собирались в другом месте отсиживаться, но там уже враг. Поэтому выше в горы пойдём. Там, конечно, всё ещё холодно и с пропитанием туго, но иного выхода нет. Попробуем обойти королевские заслоны и выйти в графство Устио, там уже имперцы.

– Меня это устраивает. Можете на меня во всём положиться.

Так я прибился к партизанскому отряду Шина Калагана, в который сошлись люди из трёх близлежащих деревень, полтора десятка имперских солдат и несколько наёмников. Мне вернули оружие и снаряжение, и уже вечером вместе с парой местных парней, которые больше следили за мной, чем за обстановкой в Серном ущелье, я заступил в дозор. Ночь прошла спокойно, а с утра пораньше, когда к перевалу сошлись дозоры, с одним из которых пришёл Бор Богуч, и последние беглецы с равнин – полтысячи женщин и детей, стариков и подростков, взвалив на себя мешки с одеждой, едой и продовольствием, все вышли в путь. Надо сказать, очень вовремя, потому что к Серному ущелью подошёл батальон ассирских горных пехотинцев, почти четыре сотни головорезов, которых специально натаскивали для войны против маирских партизан.

И вроде бы всё шло своим чередом. Однако ассиры явно имели карты местности и знали, кого и где искать. А беженцы долго собирались, выступили с перевала только в полдень, двигались медленно, и бросить их было нельзя. И поэтому Калаган на временной стоянке перед пещерой построил весь свой разбитый на десятки сводный отряд, в котором я был рядовым, прошёлся вдоль неровного строя и сказал:

– Воины! Там, – его рука метнулась в направлении запада, где по склону, пробираясь козьими тропами, начинали восхождение некомбатанты и несколько раненых, – наши семьи. А в той стороне, – рука сместилась в сторону ущелья, – враги, готовые убить всех нас. Необходимо выиграть время, а значит, слушайте мой приказ! Первый, второй десятки и Лунь отходят вместе с женщинами и детьми! Третий десяток во главе с Флинном пойдёт в авангарде и станет вести разведку пути! Четвёртый, пятый и шестой десятки вместе со мной остаются на перевале и до темноты держат ассиров! Надо выиграть всего четыре часа, и мы их выиграем!

С ним никто не спорил. Драться – так драться, благо луки и арбалеты имелись, запас стрел и болтов был хороший, позиция у нас приличная, а тропа снизу вверх хоть и широкая, но всё же не дорога. В общем, можно было повоевать, хотя я для себя отметил, что первые три десятка были сплошь из местной молодёжи и справных мужиков, а остальные три – это сборная солянка, которую командиру не очень-то и жаль.

«Бережёт своих земляков Калаган, – подумал я в тот момент и полностью одобрил его решение. – Ну и правильно делает. Имперцы, наёмники и иные приблуды вроде меня пришли и ушли, а местным жителям после разгрома врага, если его удастся отбить, ещё жизнь налаживать и свои дома отстраивать. Кроме того, имеется пара дополнительных факторов в пользу решения командира. Жители Маира и его предгорий отлично знают местность вокруг, а наёмники и имперцы имеют хорошие охранные амулеты, которым не страшна большая часть атак вражеского батальонного мага, который обязательно попытается выкурить нас с господствующей высоты».

Через десять минут отряд разделился. Первые три десятка двинулись вслед за беженцами, а остальные заняли баррикады из ломаного горного камня, которые были возведены на спуске из Серного ущелья ещё несколько лет назад и за это время успели укрепиться, осесть и стать вполне надёжным укрытием. Рядом лежали кучки булыжников, которые следовало метать во врага, помимо этого у меня имелся арбалет, ирут и пара кинжалов. Этого хватит, а корт я отдал одному из наёмников, который только чудом спасся из Кемета и бежал так резво, что смог добраться до самых гор. Правда, по дороге он загнал свою лошадь и потерял всё оружие, но зато остался жив и теперь снова готов стать воином, а не дезертиром.

Минуты текли одна за другой. Прошёл час, и, наконец, появились вражеские пехотинцы, которые мелкими группами, по пять-шесть человек, выходили из ущелья и уверенно двигались к перевалу.

«Значит, все ловушки на пути ассиров уже обнаружены и обезврежены, – наблюдая за людьми в толстых кожаных доспехах с круглыми небольшими щитами и короткими мечами в руках, отметил я, – быстро, однако».

У подножия хребта, перед выходом на тропу, противник остановился и начал сосредоточение. Вражеские бойцы узкими ручейками вытекали на полянку перед подъёмом, их становилось всё больше, появились арбалетчики, офицеры, которых можно было распознать по нарукавным защитным амулетам на левом бицепсе, и маг, рослый мужчина в тёмно-серой мантии и остроконечном капюшоне, надвинутом на глаза. Прозвучала еле слышная на перевале команда, и рота ассиров под прикрытием стрелков начала пробное восхождение. Враги, словно тараканы, рассыпались по склону, попытались взобраться на него, и у многих это получилось. Небольшими, похожими на альпенштоки топориками, которые входили в их снаряжение, горные пехотинцы, в основном арбалетчики, цеплялись за камни, закреплялись на одном месте и брали на прицел вершину, а мечники, прикрываясь щитами, тройками шли наверх.

Ассиры были всё ближе, и, когда нас разделяло около шестидесяти метров, раздался крик Калагана:

– Бей!

Арбалет прижался к плечу, я прислонился к широкой бойнице, поймал в прицел передового противника, который на краткий миг приподнял над щитом голову, и выстрелил. Тяжёлый болт воткнулся ему прямо в лоб, и враг покатился вниз. Перезаряжать арбалет – оружие, без сомнения, мощное и хорошее, но медлительное – времени не было, и я, схватив булыжник, килограммов на двадцать, перекинул его через оградку баррикады. Камень полетел во врагов, следом ещё один, и ещё. И тут новая команда командира:

– Стоп!

Я перезарядил арбалет и выглянул в бойницу. И тут же, выбив из камня несколько осколков, в край амбразуры врезался вражеский болт, который за малым не влетел в проём и не прикончил меня. Пришлось быть осторожней, и если смотреть на тропу, то только с угла бойницы. Взгляд вниз. Ассиры потеряли полтора десятка пехотинцев и пару арбалетчиков, которые после отступления мечников не покинули своих позиций, а, наоборот, плотнее закрепились за валунами и камнями и вели редкую, но очень меткую стрельбу. Что тут сказать? Профессионалы своего дела, у которых более мощные арбалеты натягивались не поясным крюком, «козьей ногой», как у меня, а катушкой, зубчато-реечным механизмом, что давало им возможность орудовать только руками. Правильно всё делали, видно, что не новички. И, оглянувшись вокруг, я увидел, что наш отряд тоже понёс потери: один погиб, схлопотал болт прямо в глаз, и ещё двое получили ранения. Да уж, если и дальше так пойдёт, то нам хана, а ведь есть ещё маг, который обязательно попробует применить свою силу, а я, как назло, не могу использовать свою. Впрочем, маг может бить с двухсот – трёхсот метров, а я могу работать только на двадцать – тридцать, и пока, при моей подготовке, на дальних дистанциях мне его достать нереально.

Словно подтверждая мои размышления, ассиры составили плотную стену из щитов, продвинулись по тропе и остановились за двести пятьдесят метров от нас. На склоне появились новые стрелки, пару из которых удалось свалить во время подъёма, и за строем пехоты замаячила мантия мага.